Мироискатели. Паутина Старого города - Страница 32

— И что со мной случится? — спросила Динка назло страху.

Рута сузила глаза еще сильнее, до узких щелок.

— Ты знаешь, что я могу сделать ядовитой любую часть своего тела? — спокойно спросила она. — Например, выделять яд только через поры кожи на правой ладони?

Динка сглотнула подкативший к горлу комок и задумалась. Сделает? Способна она на это или нет? Рисковая? Отчаянная? Ясно, что она втрескалась в Руи по уши и теперь ревнует… Стоп. Что это за мысль сейчас была? Втрескалась в Руи?

Динка уверенно улыбнулась краем рта.

— Ничего ты мне не сделаешь. Руи тебя не простит. Я для него важна, поняла? Я всегда найду для него выход. А что ты ему можешь дать взамен? Свой яд?

В глазах Руты за секунду промелькнул целый калейдоскоп эмоций: злость, беспокойство, обида, отчаяние, снова злость. Губы дрогнули.

«В точку!», — подумала Динка.

Уж она–то знала, что Руи добрый, только когда его слушаешься. Сделаешь ему наперекор — разозлится по–настоящему. А когда он смотрит на тебя этим своим колючим ледяным взглядом, становится так невыносимо, что плакать хочется. Динка на себе испытала.

— Ты для него просто ребенок, — ехидно заявила Рута. — Я старше, уже почти взрослая. К тому же… У нас с ним даже имена похожи! Первый ударный слог совпадает!

— Пф! — прыснула Динка. — Ну, даешь… Ты, конечно, старше, но не похоже, что умнее. Понятно же, что я выросту. Глазом моргнуть не успеешь. А имена вообще ничего не значат. Люди не в имена влюбляются. Ду–у–ура!

Показав ей язык, Динка, довольная собой, развернулась к Руте спиной и вышла в коридор. Ей было даже немного жаль ее — в какой–то момент Рута выглядела действительно несчастной, а она, Динка, ударила по самому больному месту. Тут и думать не нужно. Все и так понимают, что Динка для Руи представляет большую ценность. Если Рута влюблена в него, то, ясное дело, ей обидно смотреть, как пришлая девчонка становится к нему все ближе.

«И ничегошеньки мне ее не жалко, — мысленно разозлилась Динка. — Сама виновата, дура белобрысая. Приказать мне держаться от него подальше… От Руи. Подальше. Ага, разбежалась. Даже Руи не сможет мне такого приказать. Сама решу, как близко к нему быть».

Если бы речь шла о ком–то другом — да на здоровье. Динка бы только плечами пожала. Но Руи — Динка вдруг очень ясно это поняла, — он для нее особенный.

Затылком она почувствовала движение — как будто стоячий и душный июльский воздух шевельнулся за спиной. На секунду у девочки похолодело в горле. Холод пополз по пищеводу, и желудок внутри сжался. Динка обернулась и окаменела — рука Руты была всего в нескольких сантиметрах от нее и тянулась ближе. Еще ближе. Еще.

Яд!

Динка была уверена, что на кончиках пальцев у Руты отрава. И если они дотянутся до ее лица… Вот же гадина! Она не просто отравить, а изуродовать ее решила!

Но несмотря на злость, Динка не могла даже пошевелиться. Чувствовала, что веки застыли, не мигают. Дыхание камнем застряло в горле. Страх сковал руки и ноги. На коже выступила испарина.

Пальцы, источающие яд, уже были прямо перед Динкиными глазами, как вдруг…

Чья–то рука схватила Руту за запястье и резко отвела отравленную ладонь от Динкиного лица. Тотчас Динка услышала шипение — как будто на открытую рану вылили перекись водорода. И в этот момент Рута истошно заверещала. Она выдернула руку, попятилась назад и, потеряв равновесие, упала.

— Не рассчитал, — произнес знакомый голос, и только тогда Динка вышла из оцепенения.

Рядом стоял Руи. Он безучастно смотрел на свою ладонь — обожженную, красную, покрытую волдырями, — как будто это вовсе и не его рука, а что–то постороннее.

— Не подумал, что запястье тоже отравлено. — Он хмыкнул. — Забыл диск с информацией, пришлось вернуться. Надо же, как кстати.

У Динки в висках громко застучало. Руи всегда напоминал ей самое прекрасное место, которое она видела за двенадцать лет своей жизни. Однако в этот самый момент вместе с ядом Руты его тела коснулось уродство. Оно пожирало его ладонь.

Перед глазами Динки невольно возник мир с морем и чайками. Она хорошо помнила его восхитительную безмятежность, которая обволакивала ее счастьем. Но сейчас в воображении Динки на тот мир падал кислотный дождь. Он отравлял соленую морскую воду. Губил чаек — с жалобными предсмертными криками они обрывали свой полет и исчезали в волнах. Орошал сады с инжирными деревьями, разъедая сочные синие плоды.

Кровь ударила Динке в голову. Она забыла обо всем на свете и в ярости бросилась на Руту. Придавила ее к полу и, словно подражая Мике, вцепилась в кудрявые белесые патлы.

— Гадина! Гадина! Гадина! — кричала Динка, потеряв над собой контроль, и лупила Руту по лицу.

Та даже не защищалась, только ныла и вскрикивала, отведя руки в стороны и неуклюже растопырив ладони — теперь она боялась прикоснуться еще к кому–то своей отравой.

— Эй, что здесь происходит?! — раздался громкий голос Виктора.

Он схватил Динку за талию и поднял над полом. Динка сопротивлялась и неистово вопила:

— Отпусти меня! Я убью эту гадину! Глянь, что она сделала с Руи! Змея ядовитая!

— А ну–ка… успо… койся, — пытался совладать с ней Виктор, но Динка не оставляла попыток высвободиться, и он в конце концов гаркнул во весь голос: — А ну живо успокоилась!

Это подействовало. Динка перестала дергаться, и Виктор наконец опустил ее на пол.

— Стой на месте, — велел строго.

Подошел к Руи и, взяв его руку под локоть, выставил ее вперед. Выругался.